Ким ЛЯСКО

Галина Орлова:
"Я спасаюсь бассейном и работой"

Журнал "Еще не вечер" №24 1996 г.
Крутые времена развала всего и вся поставили перед каждым вопрос: как выжить? Где и в чем найти опору сегодня, если все, во что верил, рухнуло, а надежды на то, что завтра что-то изменится к лучшему, почти не осталось? Быть может, рецепт спасения знает Галина Андреевна Орлова, народный художник России, мастер по части гобелена, чье искусство получило признание?

Не виделись мы давненько. Вина в этом, признаюсь, моя. Нелегкая дернула меня в последнем телефонном разговоре сказать: «Вам-то, Галина Андреевна, о чем тужить? Войти в рынок вам, благо живете по соседству с Киевским вокзалом, проще простого: вынесете из подъезда свои гобелены, развесите - да их у вас с руками оторвут!..».
Ну и осерчала она, ну и врезала мне за мою шуточку! «А значит, я уже, по-вашему, ни на что не гожусь, и мне остается только стать такой же разбитной торговкой, как те бабы, которые у вокзала никому прохода не дают?!» Я уж и не рад был, что-то в оправдание свое лепетал, а она и слушать не хотела: я вам этого никогда не прощу!.. Получил я урок: не наступай на любимую мозоль, если человек в беде.

Как-то будет сегодня, когда я ей позвонил и договорился об интервью для газеты? Вот у нас сейчас Во всех средствах массовой информации талдычат высказывание Ф. М. Достоевского «красота спасет мир». К месту и не к месту приводят. А может, думаю, прежде чем красота спасет мир, не худо бы спасти тех, которые эту красоту создают? В слове, на экране, в звуке или, как Галина Орлова, в цвете? После того как в Беловежской пуще три зубра развалили советскую державу, все стало расползаться по всем швам. Рухнули и творческие союзы, рухнули вместе со своими госзаказами, материально- технической базой, и пошли их члены по миру с протянутой к новоявленным нуворишам рукой, дабы оказали, Христа ради, спонсорскую помощь. А ведь еще недавно такие, как Галина Андреевна, державшие руку на пульсе времени, процветали...

В ее мастерской трудились, перебрасываясь шутками-прибаутками, нанятые ею молодые задорные ткачихи, ловко сплетая вручную из разноцветья шерстяных и шелковых нитей громадные полотнища театральных занавесей, панно и гобеленов. Созданные по ее эскизам, эти монументальные произведения радовали глаз зрителей театральных и концертных залов, были украшением кают-компаний океанских лайнеров, конференц-залов госучреждений и научно-исследовательских институтов, интерьеров гостиниц, санаториев, домов культуры, становились непременными участниками всесоюзных и всероссийских выставок. Лучшие из них приобретались центральными музеями страны. Неужели все это кануло в прошлое и память о былой славе гроссмейстера отечественного гобелена сохранили только каталоги и старые афиши? Да и пора, кажется, угомониться, улечься на мягком диване перед телевизором или с книжкой в руках, как-никак за плечами восемьдесят два годочка, и каких!..

Обложка журнала "Еще не вечер" №24 1996 г.
Издание Акционерного общества Концерн "Вечерняя Москва"
... Продравшись сквозь бурлящую на площади толпу, сквозь торговлю с лотков, с рук и из-под полы, увернувшись от цепляющихся за рукав гадалок и выписывающих кренделя и дышащих в лицо винным перегаром хануриков, миновав в подъезде одну дверь, замкнутую секретным кодом, потом другую, охраняемую не менее хитроумным стражем покоя жильцов домофоном, поднимаюсь на четвертый этаж (лифт, как водится, не работает и внутри домов-крепостей) и попадаю наконец в квартиру художницы. Можно теперь и отдышаться, и прийти в себя в мире книг, картин, безделушек, тепла и уюта. Оглядываю комнату и тут же натыкаюсь на что-то острое. Сквозь стекло серванта рядом с иконкой святой Галины смотрят на меня чьи-то глаза. Глаза, полные боли и недоумения, сразу возвращающие к только что пережитому на площади чувству омерзения и липкого кошмара.

Так... Ну как вам мои «Глаза»? Впечатляет картинка? - перехватывает мой взгляд хозяйка дома. - На днях проснулась ночью - что такое? Из темноты на меня уставились глаза. Чьи глаза? Почему глядят? Ничего не понимаю. Пришлось встать и включить свет. Все равно ощущение такое, что вижу чьи-то глаза. Смотрят и смотрят. Прямо наваждение какое-то! Пришлось взять лист бумаги и карандаш... Что вышло, вы видите.

Да, вижу. Работа как работа, эскиз декоративного характера, какие-то узоры, абстрактные линии, но сквозь хаос проступают глаза. В них не только боль и недоумение, но и предостережение.

- Если хотите знать, это мое раздумье о том, что происходит в Чечне и со всеми нами.

И тут ее прорвало. В ее страстном монологе (узнаю бойцовский характер комсомолки первых пятилеток и неистовый темперамент партийного вожака эпохи расцвета застоя!) досталось всем: перевертышам-демократам, рохлям-политикам, циникам-военным, бонапартику Дудаеву, пух и перья летели от левых и правых!..
- Как вам все-таки живется? — вставил я, дождавшись паузы. - Что вас держит на плаву?
- На плаву меня держит бассейн! — весело подхватила она мою фразу.
- Неужели не изменили и теперь своей привычке?
Галина Андреевна Орлова. 1951 г. Рижское взморье, ЛССР (Латвия). Фото из личного архива художницы.
- Ни за что! Хожу три раза в неделю, как и тридцать лет назад. Встаю в семь часов утра, в восемь выхожу. Возвращаюсь домой часов в одиннадцать. Немного полежу после купания, отдохну и принимаюсь за работу. И так каждую неделю, если, конечно, не подведет здоровье. Что-то напоминать о себе стала спина. Раньше такого не было. Годы свое берут. Куда от возраста денешься? Живу я совершенно одна. Надеяться мне не на кого. Это раньше телефон трезвонил, а теперь молчит, как партизан на допросе. Я могу свалиться и сгнить никто не узнает. Десять лет, как я похоронила родителей...

- Ведь они у вас была долгожители? Если не ошибаюсь, дожили до ста лет?
Когда папа умер, ему было девяносто шесть, а маме девяносто три. Ушли в один год, с разницей в два месяца. В свои последние годы они не вставали с постели, я за ними ухаживала. Что говорить, одной гораздо трудней. Я бы хоть сейчас согласилась снова за ними ухаживать, пусть бы они даже лежали, как раньше, только не быть одной!.. Одной тяжко чисто психологически. Знаете, когда родители были живы, я чувствовала за спиной какую-то опору. Мне не было так тоскливо и страшно, как бывает сегодня, когда под дверью моей квартиры храпит бомж!..
Вы смотрите, вы мне не верите? Да. Был недавно такой случай. Я всю ночь не спала. Звонила в милицию, чтобы приехали и забрали этого бомжа. И знаете, что мне там ответили? Ваш бомж что делает? Храпит? Ну и пусть себе храпит. Вы только дверь не открывайте и никуда не выходите. Он сам уйдет.
А как милиция о нас, ветеранах, беспокоится? Хорошо? Вот так и живу в осаде спекулянтов, мафии и бомжей!..

- Ни за какие коврижки не поверю, чтобы Галину Андреевну Орлову, которую знаю лет двадцать пять, могли смутить такие пустяки! Чтобы она села сложа руки в ожидании конца света?..

Ну кое-что я все-таки пытаюсь делать. Только не гобелены. Для них нет у меня сейчас ни сил, ни средств. Краски, кисти, холсты, да что ни возьми, дико вздорожало. Я уж не говорю про наши, прикладников, материалы. Никакой моей пенсии не хватит на одни нитки! Приходится изворачиваться. Да, кстати, вы не курите?

- Сто лет, как бросил. А что?

А то. Если б были вы курящим, я бы коробочку из-под сигарет у вас попросила. Я у всех знакомых мужчин коробочки стреляю! Делаю я теперь коллажи из подручных материалов. А сигареты, особенно импортные, переложены отличной бумагой! Стыдно признаться, иду в магазин или на рынок, а сама ша- рю глазами по сторонам: нет ли где подходящей коробочки?..

Тут, читатель, настала моя очередь испытать жгучий стыд за то, что происходит. О каком, черт побери, возрождении России лепечут у нас с трибун и на телеэкране, если так унижены ее таланты!.. Что мне остается? Только взять эти испачканные краской и не знающие отдыха руки, склонить к ним седую голову и молча их поцеловать.

То, что она творит как бы из ничего, она называет декоративной живописью смешанной техники. Я бы назвал эти ее маленькие шедевры чудом святой Галины. Глядя на то, как у единственного пока зрителя от удивления круглились глаза и поднимались брови при лицезрении очередного пейзажа или композиции, автор явно наслаждался произведенным эффектом. Не она ли приучила нас, зрителей, к торжественной и монументальной образности своих гобеленов на темы то «Москвы белокаменной», то «Материнства», то «Труда»? А тут поднялся ураган, порывом ветра сорвало тяжелые шторы, и в мастерскую хлынуло солнце, вместо обязательной казенной символики проступили в чистоте и прелести пейзажи России, разливы ее рек, буйство ее цветов, яркость оперения ее птиц, неподвижная мудрость ее лесов, и все это, преображенное фантазией художницы, в самых дерзких и прихотливых сочетаниях и формах, какие может себе позволить только мастер.

Увидят ли зрители эти работы? Узнают ли когда- нибудь, какой ценой оплачен ответ Галины Орловой на вызов сорвавшегося со всех заклепок времени?..